***
Багул не выразить в словах - 
они бедны, когда на сопках
весна раскинет покрова,
и на прогалинах и тропках,
на каждом робком пятачке
вдруг заалеет, вспыхнет кустик...
Навстречу солнечной мечте
сбегу в багул от зимней грусти.
Сбегу в багуловый рассвет!
Сегодня ночью мне приснилось,
что там, где льётся дивный свет,
однажды детство заблудилось.

***
Ещё жива деревня за пригорком...
Висит на прясле тканый половик.
Ещё сметана в кринке не прогоркла.
От тяжких дум подсолнух не поник.

Ещё жива бобылка баба Фрося.
Подол - узлом. Шагает на покос.
Ей нужно жить, покуда ноги носят.
А где помрёт, там будет и погост...

***
Посидим у костра? Отчего-то мне грустно...
Письмена древних рек вдаль уносят мечты,
и луна, словно "шитая рожа" тунгуса,*
подбирает для сна'добий царских цветы.

Пошаманим чуть-чуть? В котелок бросим горстку
наговоренных шёпотом, северных трав.
Запах смолки сосновой перебьёт сердца горечь,
и легенды тайги оживут до утра.

Заскрипят одноногие тени деревьев
и корявые ветви протянут к огню.
Ты не бойся. Они просто руки погреют.
Это духи тунгусов. Я их не гоню.

Посидим у костра? Ночь устроена мудро.
Всё, что знаю, сегодня доверю тебе.
А когда ты устало задремлешь под утро,
я уйду в облака по скалистой гряде...

***
Мир нереальный, мир нечёткий
слух странным шёпотом ласкал.
Камней обкатанные чётки
перебирал внизу Байкал.

Дождь ожерелья поразвесил
на нити крепкие травы,
и сквозь туманную завесу
плыл мне навстречу мыс Курлы.

Бог перемешивал палитру
не наяву и не во сне...
Байкала долгая молитва
была сегодня обо мне.

***
Мы - вне времён. Поэзия бессмертна.
Мы крест несём сквозь гоготы толпы.
На пасквилях в замызганных конвертах
рисуют тщетно недруги гробы.

Мы - вне времён! Прислушайся, эпоха!
Запомни наши лица, имена.
Строку, последним прерванную вздохом,
в скрижаль запишет бережно страна.

Но что нам благодарные потомки...
Легко ушедших помнить и жалеть.
Гонимых, презираемых, бездомных -
любите нас пока мы на земле!

***
Когда строка 
на кончике пера,
порой мы слишком поздно замечаем,
что тот, кто рядом был ещё вчера,
успехом нашим скрытно огорчаем.

В глаза не скажет, виду не подаст.
Как паучок соткёт он паутину,
огласке сокровенное предаст,
чуть-чуть при этом исказив картину.

Всего чуть-чуть... 
Он в слухах знает толк
и телефонов детскую привычку
соседу в ухо доносить лишь то, 
что лишь чуть-чуть от истины отлично.

Всего чуть-чуть не искренен твой друг,
всего чуть-чуть не искренен приятель...
Но лучше враг, чем человек-паук.
Враг во вражде привычней и понятней.

***
Сегодня хоронили совесть...
Плыл гроб над праздною толпой,
и выводил печально соло
французской дудочкой гобой.

Откуда взялся он, не знаю –
был нанят, сам ли захотел –
старик с иконными глазами?
Он шёл особо. Не в толпе.

Деревенели, ныли пальцы,
лилась мелодия, как стих.
И даже ветер растерялся,
клубком свернулся и затих.

Толпа привычно бормотала
о постороннем – просто так.
За веткой ветка отлетала.
И ощущалась пустота.

Как будто где-то во Вселенной
сам Бог со скорбию поник.
Плыл катафалк над миром бренным,
А плакал лишь монах-старик.

Сегодня хоронили совесть –
чужую совесть – не его.
И болью старого гобоя
не заглушалcя  звук шагов.

Не грела ряса и подрясник –
других одежд не надевал.
И только Богу было ясно –
он шёл и совесть отпевал.

***
За стёклами окон, очков, стеклотары
смеётся и плачет, стоит и идёт,
бренчит на расстроенной хриплой гитаре,
живёт, умирает привычный народ.

В стране, где двойные мораль и стандарты
для ваших и наших, для этих и тех,
где пятая масть и краплёные карты,
имеют двуличные люди успех,

мне выпало жить... Не тянула я жребий.
Я плотью от плоти - российских корней.
Пусть смыта Витимом, исчезла деревня.
Но горы всё те же и небо над ней.

Смотрю на вершины, что видела в детстве.
Угрюмые думы уносит река.
Остаться бы здесь недопетою песней
вот так же, как скалы вдали - на века.

И пусть кто-то смотрит сквозь мутные призмы...
Подросток-берёза наденет стихарь,
и россыпь брусники для беличьей  тризны
заменит бродягам случайным - сухарь.

                                         "Дарите женщинам цветы. 
                                          И годы их не будут старить... 
                                          Среди забот и суеты 
                                          Дарите женщинам цветы, 
                                          Как нам они улыбки дарят. "
                                          Андрей Дементьев


***
Не разучитесь женщин целовать,
и нежных чувств, мужчины, не стесняйтесь!
Как в детстве, каждый день целуйте мать,
жене в любви - по-новой - признавайтесь!

Не разучитесь искренним словам.
Есть много слов прекрасных, но забытых.
Пусть поседела Ваша голова,
вам так идут открытые улыбки!

Не разучитесь женщинам дарить
цветы в любое время, без причины.
И просто будьте к женщинам добры,
родные наши, робкие мужчины.

***
Здравствуй, русское застолье!
Разносолы не чета
кабакам Первопрестольной!
Кто сказал: мы - нищета?!

С первачом графинчик важный
посерёдке, будто царь.
Гнал его не на продажу
Гришка - местный «дед Щукарь».

Кличут так за прибаутки,
за кухарство в сенокос.
Не молчит он ни минутки:
"Наливайте за колхоз!

За  покойничка - по первой,
а вторую - за меня!
До сих пор в колхозы верим.
Эх, робяты, вот жизня...".

Подцепил пластину сала:
"Где там чашка холодца?
Ешьте гости до отвала!
Нам не воду пить с лица."

Огурцы пошли со хрустом,
следом грузди. Не зевай!
Позабыли вмиг о грустном.
"Ну-ка, Марья, запевай!"

Подхватили песню бабы,
и притихли мужики...
Эвон, как выходит складно
про деревню у реки!

А с плиты несут картошку -
нашкворчилась, заждалась!
"Дед Щукарь, бери гармошку!
Хватит крыть ядрёну власть!"

Задробили вперемешку,
подбоченились! "Эх, ма!
Сыпь частушки-пересмешки,
Пелагеюшка - кума!",-

и вприсядку кум с размаху
уловчился в круг влететь.
На груди рванул рубаху,
и давай ответно петь!

Зазвенела в лад посуда.
Разобьётся - не беда!
На земле живём покуда,
остальное-ерунда!

Пляшет русская деревня.
Не судите мужиков!
Пусть они в колхозы верят,
им без веры нелегко.

Погуляют и за лямку.
Ждёт подруженька соха!
Жизнь от мамки и до ямки,
а деревня - на века!


***
Вам заплатили, господа,
за карк на митингах "народных"?
У вас закончилась еда?
Вы жить хотите, как Мавроди?
А где же были вы вчера,
когда в деревнях пели мамки
о подмосковных вечерах,
а поутру впрягались в лямки?
Вы хлеб растили, господа?
В деревне митинги не в моде.
Здесь матом кроют иногда
не власть имущих. Непогоду.
Цена буханки не в рублях!
В рубахах потных и мозолях!
В спектаклях ваших и ролях
мужик провалится позорно.
С трибуны в поле убежит,
когда земля поспеет к севу.
Вы - на словах, а тот мужик
душой страдает за "Расею"!
Вам заплатили, господа?..

***
Я буду знать, когда тебя не станет...
Вдруг вздрогнут стрелки, словно от испуга.
Все наши встречи вмиг прокрутит память.
Душа заплачет от потери друга.
Я буду знать. Но не смогу поверить,
что никогда твой голос не услышу.
Ты в дом войдёшь сквозь запертые двери.
А я лишь свет - свет неземной - увижу...

***
Не говорите слово: "Ненавижу!".
Бессильной злости не давайте воли.
Вердикт "Виновен!" не подходит к ближним.
Слова во гневе ранят очень больно.

И пусть забыть обиды невозможно,
сумейте замолчать и улыбнуться.
Захлопнуть двери в прошлое не сложно.
Сложнее будет в прошлое вернуться.

 Проза: http://www.zabunb.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1134

***
Я устаю от вычурной лепнины.
Немногословен истинный поэт.
Поэзия - не блажь, а постриг в схиму -
её призванье - Невечерний Свет.

Она не любит праздных разговоров,
творит в тиши, с молитвой, не спеша.
Просты слова, рождённые в затворе.

Ах, как от них заплакала душа...

***
Из пустого в пустопорожнее
продырявленным решетом
не пытайтесь просеивать прошлое.
Жизнь моя -это цирк Шапито
с неизменным доверчивым клоуном
и нелепым стечением бед.
В чёрно-белые клеточки поровну
рыжий клоун портными одет.
Затерялась душа за подкладочкой...
Треплет ветер обрывки афиш.
И уносит  фургончик нескладную,
непонятную, странную жизнь...

***
Эх... "берег левый, берег правый"!(*)
На берегу  народу тьма.
Гудит, орёт с утра орава,
в базарный день сойдя с ума.

Паром от "ЗИЛа" проседает,
паромщик гонит прочь толпу.
Всем разом места не хватает.
Видать бы рынок тот в гробу!

Но подступил сентябрь и нужно
учеников одеть, обуть.
И урожай ввечеру сгружен
на ЗИЛ совсем не как-нибудь.

Исчезли в сёлах магазины.
Одна надежда - на базар.
"Куды ты прёшь свою корзину!
Утопнешь, дура! Цыц - сказал!"

Эх... "берег левый, берег правый".
Когда б не глубь, пустились в брод.
Паромщик - бог на переправе.
На берег тот везёт он в долг.

Своё возьмёт он на обратном.
Он частник. Нет ему суда.
А на плечах семейство брата
да голова, от дум седа.

Брат утонул на переправе.
Тому шесть лет минуло днесь.
Эх... "берег левый, берег правый".(*)
И то ли шест в руках, то ль крест...
(*А Твардовский. Василий Тёркин)

***
"Всё  суета", - сказал Екклесиаст.
А с мудрецами спорить бесполезно.
Идут дожди... 
Поскрипывает  наст...
Всё повторится. Только мы 
исчезнем...

Крадёт минуты старый циферблат.
Вчера был юн, сегодня верен  трости.
И вот уже 
родные ищут блат,
чтоб закопать поближе к входу кости.

"Всё суета"... 
Однажды мы поймём,
что горизонт руками не потрогать,
что наша жизнь всего лишь чудный сон,
в котором мы
зачем-то снимся Богу...

***
Дед юродивый заперт в дурдоме.
Изловили в общественном месте.
Отобрали в приёмной икону
и сорвали намоленный крестик.

Пара дюжих качков-санитаров
на кровати распяли беднягу.
На рассвете дедули не стало,
а у Бога прибавился ангел.

***
Я из обоймы выпавший поэт.
Живу в селе, в чудесном захолустье.
Таким на литтусовках места нет,
но "свято место" не бывает пусто.
Багуловых рассветов тишина
не пробудит невиданные страсти.
Кодара величавая стена
укрыла напрочь от лихой напасти
наград и званий, где подхалимаж,
и взгляд ножом летящий под лопатку...
Я выпала из века. Я мираж,
я облако над марью, над распадком.
Часы мои безжалостно спешат.
Неведом срок, но близится разлука,
и на пределе строк звенит душа,
как тетива натянутого лука.

***
"Давай поговорим о пустяках".-
Пускай банально - просто о погоде.
Смотри: сегодня снег... Он на висках...
Твой чёрный зонт - он никуда не годен,
рассыпался на спицы и повис
крылом огромным раненой вороны.
Смотри: кружится запоздалый лист
среди снегов, как свет потусторонний.
Давай поговорим о пустяках.
Пора домой. Уже тропу заносит.
Давай поговорим...
Проклятый страх!
Я не хочу сейчас о високосном!

***
А мне сейчас бы на неделю к морю!
Давно заждался северный Байкал.
Там друг гитару у костра настроит
и отзовётся эхо с дальних скал.

И белый клин поднимется внезапно
от мыса с дивным именем Курлы...
Собрать рюкзак! И взять билет на завтра,
пока не улетели журавли.

***
Для чего мы живём и срастаемся с болью,
счёт давно потеряв незажившим рубцам?
Мы в театре абсурда не справились с ролью
и кричим: "Подлецы!" мы в лицо подлецам.

Для чего мы живём - рядовые, пехота?
Нам неведомо чувство с названием "страх",
и шипят нам вослед: "Бунтари! Донкихоты!"
Наши жизни давно на небесных весах.

Наши души не здесь. Потому что до срока
Оборвётся контрольным и жизнь, и строка.
И вздохнёт кто-то громко: не стало пророка...
А в кармане предательски дрогнет рука.

Для чего мы живём?

"От Москвы до самых до окраин, С южных гор до северных морей
Человек проходит как хозяин Необъятной Родины своей"
В.И. Лебедев-Кумач


***
Русь моя, в истоптанных шанхайках,
с полосатой сумкой неподъёмной
с непонятной надписью китайской,
ждёшь ты снова поезд на перроне.

А вокруг шныряют "помогайки".
Выучили: "Дёсево, мадама!"
Здесь проводят, встретят на "китайке"...
Ты платок сменила на банданы.

Стала ты челночною торговкой.
Голос твой прокурен и простужен.
Ты давно рожаешь полукровок,
что в шанхайках бегают по лужам.

Русь моя...
Болит! 
А вслух не скажешь...
Родину, как мать не выбирают.
Не хочу, чтоб ты была продажной
"от Москвы до самых - до окраин".

Русь моя...

***
Да! Ты выжила там, где выжжено,
там, где вера рассыпалась в прах,
где врагами становятся ближние,
и слова запеклись на губах.

Да, ты выжила. Стон подушкою
зажимала, превысив порог.
Спотыкались года на окружности,
и больнее был каждый урок,

за который оценки не ставятся,
лишь зарубки на сердце сильней.
Только раз, на пределе усталости,
ты шагнула по пеплу полей.

Горсть земли, разминая до выдоха,
разрешила заплакать себе.
Не найдя в безысходности выхода,
кулаком брешь пробила в судьбе,

и узнала знакомую звонницу
там, за этим проломом в стене...
И увидела: батюшка молится,
и поклоны кладёт в тишине...