Видел я Альпы швейцарские и итальянские, но нигде не видел такой красоты, как эта, наша, сибирская. В. И. Суриков
Рано утром мы с Сашей ушли на перевал, взяв с собой кинокамеру. Ослепительно горели на солнце снега на вершинах. Небо было безоблачным. Стояла торжественная тишина.
Мы ждали караван, чтобы снять его во время перехода через седловину. - Олени пошли! - кричит мне Саша. Вытянувшись в длинную цепочку, караван зигзагами поднимается по снежному полю. Впереди шествует черный пес Север, за ним его хозяин Володя Трынкин ведет караван. На одном из оленей важно восседает старушка-мать Володи, которая специально отправилась с сыном в горы, чтобы полечиться тарбаганьим жиром. За караваном идет отряд Преображенского.
Перевалив седловину, цепочка оленей начинает спуск в долину Левой Сыгыкты. Все ниже и ниже спускается караван. Я и Саша догоняем его уже там, где снежные поляны кончаются. Мы выходим на альпийские луга с роскошными синими аквилегиями.
Владимир Сергеевич что-то срывает и протягивает мне: - Полюбуйтесь-ива.
Я удивленно рассматриваю маленький-маленький кустик с тонким стебельком и мелкими листочками: - Да разве это ива? Ива-ведь дерево?! - Да, ива! Только карликовая.
Бедная ивушка измельчала до размеров брусничника. Караван движется правым берегом Сыгыкты, а на левом ее берегу вздымаются головокружительные громады отвесных скал. Каменные стены, почти вертикально взметнувшиеся в небо на сотни метров, поражают своей монументальностью и неприступностью. Долго мы
идем вдоль этих могучих каменных бастионов. Изредка их прорезают глубокие расселины, по дну которых текут бурные потоки. Они обрываются к Сыгыкте красивыми водопадами.
Я несу на плечах камеру и аккумулятор и временами снимаю поход каравана. Саша с Гошей возятся с вьюками, беспрестанно сползающими с оленей.
Стали появляться заросли кедрового стланика вперемежку с полярными березками. Ниже они переходят в труднопроходимые заросли кустарниковых берез, по-сибирски ерника.
По мере того как мы спускаемся, заросли становятся все гуще и гуще. Идти берегом уже невозможно. Приходится брести прямо по воде, выбирая наиболее мелкие места. Но Сыгыкта не особенно балует отмелями, и нам частенько достаются глубокие ямы.
На ночлег устраиваемся в большой и странной березовой роще; стволы многих деревьев в ней изогнуты, скручены, искривлены. Владимир Сергеевич, похлопывая ладонью по одному из таких уродцев, говорит мне:
- Это в некотором смысле замечательная березка. Она родственница той, что растет на берегах Тихого океана-на Камчатке и Сахалине.
- Каменная?-с радостью пускаю в дело свой скудный запас ботанических сведений.
- Да, это каменная береза. И непонятно: каким образом она шагнула так далеко в глубь материка, сюда, в Кодар.
Утром снова продолжаем путь вниз по Сыгыкте. В отличие от Верхнего Сакукана, где преобладает лиственничная тайга, в верховьях Левой Сыгыкты совершенно нет лиственницы. Здесь склоны гор почти сплошь заросли кедровым стлаником. Места глухие, медвежьи. По вывороченным валунам на береговых каменистых полянах видно, что здесь орудовал топтыгин.
Володя Трынкин идет впереди каравана с карабином на плече.
- Встретиться с медведем в здешних местах-запросто! - сообщает он.
Мы с Сашей настораживаемся: нам еще никогда не приходилось видеть медведя ни в тайге, ни в горах. Я предусмотрительно загоняю в свою двустволку патроны с пулями "жакан".
Стланиковым зарослям, кажется, нет конца. То и дело мы останавливаемся, и в голове каравана раздается стук топоров. Это Володя и Саша прорубают дорогу. Замолкнут топоры-мы делаем несколько шагов и снова стоим, ждем. Продвигаемся буквально метрами. Время таких пауз я использую для киносъемки.
- Ну и заросли же на этой вашей Сыгыкте!-с укоризной говорит Саша и вытирает пот со лба.
- А ведь мы этой же тропой шли прошлым летом! - замечает Преображенский.
- Точно, здесь. Вон мои старые затесы!-подтверждает Трынкин.
- И вот, извольте, миновал всего год и приходится снова прорубаться с топором. Река оправдывает свое название: "Сыгыкта" по-эвенкийски означает "чаща".
Без топора или эвенкийской пальмы - своеобразного ножа, укрепленного на конце длинной палки,- через заросли стланика, пожалуй, и не пройдешь.
Кедровый стланик растет кустом. Называют это растение стлаником потому, что изогнутые его ветви стелются по земле во все стороны от основного корня. На их густо опушенных хвоей концах сидят мелкие шишки с орешками. Это излюбленный корм бурундука и белки. Да и медведь специально заходит сюда, чтобы полакомиться этими шишками в годы их обильного урожая. Охотники утверждают, что мясо медведя, который осенью кормится в стланиковых зарослях, намного вкуснее мяса таежного зверя.
Ниже по Сыгыкте стали встречаться тополь благовонный, ольха, рябина, из трав-папоротник, которого мы не видели по Верхнему Сакукану и в Чарской котловине. Географы старательно собирают гербарий.
Нам часто приходится переходить бешеные потоки, которые низвергаются в Сыгыкту с горных склонов. Сколько раз за день примешь вынужденную холодную ванну, от которой сводит мышцы и ломит кости. Но никто из нас за всю дорогу ни разу не чихнул. Высокогорный воздух чист, лишен микробов, и у нас нет простудных заболеваний.
К концу второго дня пути мы достигли правого бурного притока Сыгыкты, который наши географы назвали речкой Ледниковой.
Здесь разбиваем на ночь лагерь. Наше внимание привлекает удивительная картина-над сплошными зарослями стланика маячат два стройных одиноких дерева: сибирский кедр и лиственница. Откуда взялись высоко в горах эти таежные обитатели? Может быть, медведь, шатаясь по тайге, занес сюда на своих лапах семена этих деревьев? Или, может быть, это "дело рук" птиц?
Завтра двинемся вверх вдоль Ледниковой к ледникам.
В камнях кипит Ледниковая. Над речкой высятся хмурые скалистые громады со снегом на вершинах. Остроконечные пики скрыты облаками. Сквозь заросли стланика, через каменные осыпи, то удаляясь, то приближаясь к самой Ледниковой, мы поднимаемся к ее истоку.
В нескольких местах мы видим следы громадных снежных лавин. Сорвавшись с крутых склонов, они несли камни поперечником в один полтора метра. На всем пути лавин лежат ободранные стволы берез и обломки ветвей кедрового стланика.
Игорь, Саша и Володя топорами прорубают дорогу. Местами здесь такие же непроходимые кедрачи, как и на Левой Сыгыкте. Продвигаемся медленно-два километра в час. Над нами тучей вьется мошка. Я с остервенением давлю кровожадных насекомых и думаю: "Когда же наконец человечество уничтожит эту мразь!"
Светлеет на душе, когда встречаются веселые березовые рощи, в них и гнуса вроде меньше. В этих благодатных оазисах мы отдыхаем и с наслаждением пьем неизменный чай.
На следующий день мы форсировали Ледниковую. Я снимал переход каравана через бурный поток. Бешеное течение вот-вот, кажется, собьет животных с ног, но они связка за связкой благополучно переправляются через речку.
Признаюсь, мне страшно было смотреть, когда мамаша Володи, гордо восседая на головном олене, въехала в бурлящую воду: вдруг упадет олень или ему вздумается сбросить старушку в воду.
- Э! Моннооон! Камаяя!-кричит по-эвенкийски Ирина Алексеевна, тискает ногами оленьи бока и благополучно выезжает на другой берег. За ней поспешно выскакивают из воды связанные друг с другом животные.
Мы идем все выше и выше, туда, где торчат острые пики гор. Уже кончаются березовые и стланиковые заросли, появляются снежные полянки.
Трынкин останавливает караван у последних кустов кедрача и говорит:
- Мы пришли: здесь дровишки есть и корм оленям. - Ну, а мы пойдем немного дальше, километра еще четыре,-говорит Преображенский и, видя мое недоумение, поясняет:-Здесь будут жить наши проводники. Они без костра и дымокуров для оленей не могут. А мы можем обойтись без дров: у нас примус и запас бензина.
Володя Трынкин ловко ставит палатку, из кедровых веток делает стеллаж для хранения вьюков. Ирина Алексеевна, попыхивая неразлучной трубкой, разжигает костер, вешает на него чайник, что-то хлопочет по хозяйству.
А мы уходим. Еще раз форсируем бурную Ледниковую и добираемся к подножию конусообразной, как вулкан, горы.
- Ну вот и мы пришли,-говорит Преображенский.- Располагайтесь на полмесяца. - А где же ледники? -спрашиваю я. - До них еще километра три. - Почему ближе к ним не подходим? - Там уж совсем неуютное место для лагеря. Долина Ледниковой упиралась в гряду серых скалистых гор, амфитеатром окружающих наш лагерь. Среди этих гор и высшая точка хребта-2999,8 метра, а под ней главные ледники-цель экспедиции.
Здесь уже холодно: вокруг лагеря лежит снег, на берегах Ледниковой-наледи. Вечером мы, влезая в спальные мешки, довольно дружно посиневшими губами издавали звук "бррр!"
Как бы в награду за все наши путевые мучения, утро следующего дня выдалось ясным, безоблачным. Вчерашние пустынные места словно ожили, выглядели совсем по-другому.
Сегодня мы видим кругом сочные травы, каких порой не встретишь и внизу, в тайге, большие поляны ярких цветов. Особенно прелестны аквилегии - с лепестками синими по краям и белыми внутри!
Рядом с нашим лагерем раскинулось, словно озеро, целое поле аквилегий. Немного ниже каменные осыпи сплошь заросли розовыми кипреями, еще ниже по берегам ручья - золотистые рододендроны. Более дальние склоны желты от ягеля. Прямо на камнях живет карликовая ивка; там, где скапливается снежная влага, она повыше ростом. По обрывам видны плотные зеленые шапки кедрового стланика, упорно пробирающегося в горы.
Природа щедро наградила чудесными контрастами эти пустынные горные уголки. Лишайник, ягель и рододендроны! Карликовая полярная береза и аквилегии! Сочетание северной тундры и альпийской растительности!
Я взял кинокамеру и умчался на поляны с цветами. Примостившись среди синих аквилегий и снимая их, я увидел, как из лагеря куда-то направились Преображенский с Игорем Тимашевым. Они перескочили по камням через бурную Ледниковую и стали подниматься к одному из скалистых гребней, замыкающих котловину. Куда это они? Уже не ищут ли путь через перевал? Я закончил съемку и приник к биноклю. На гребне была небольшая седловина, от которой в долину широкой лентой спускалась каменная осыпь. Два человека карабкались на четвереньках по осыпи. Они совсем потерялись среди каменного хаоса. Следопыты вернулись через час. - Нашли новый путь в Чару! - громко оповестил лагерь Игорь Тимашев. Владимир Сергеевич добавил:
- Возвращаться в село можно будет по Мраморному ущелью. Намного сократим дорогу.
- Вот это хорошо! Я не хотел бы повторно пройти веселую тропочку по Верхнему Сакукану! - проговорил Саша.
Игорь засмеялся и хлопнул его по плечу: - Я солидарен с тобой, Сандро!
Оказывается, еще в Чаре известный оленевод Данилов рассказал Владимиру Сергеевичу о том, что он проходил из долины Левой Сыгыкты в Мраморное ущелье. Однако, предупреждал Данилов, перевал трудный и опасный. Склон очень крут и сыпуч. Снаряжение придется нести на себе, а олени должны идти ненавьюченными. Данилов говорил: "Я поднимался с двумя олешками, а большой караван там не пройдет".
Преображенский с Тимашевым нашли эту тропу. По ней до Чары всего около шестидесяти километров. Это же вдвое короче пути, каким мы шли сюда.
К вечеру из нижнего лагеря верхом на оленях приехали Гоша и Володя. Сегодня у Куликова день рождения, ему исполнилось двадцать четыре года.
В поздний час, когда в ночной темноте исчезли окрестные горы, мы зажгли в палатке свечи. Мы сидели на полу по-турецки, у наших ног стояли миски с куропатками, таранью и гороховой кашей-"тайная вечеря" в Кодаре!
Виновник торжества сидел молча в самом углу палатки и только изредка протягивал руку за очередной порцией для "заздравного кубка". Зато Володя Трынкин не закрывал рта. Между прочим, он сказал:
- А мы с Гошкой вчера медведя гоняли. Все притихли.
Игорь подтолкнул проводника: - Нука, нука! Давай плети!
- Почему "плети"? Вот пусть Гошка расскажет. Это он наскочил на топтыгина.
Гоша малость помялся, но все же рассказал о своих вчерашних приключениях.
Шли они с Володей на охоту. У Володи карабин, у Гоши-малокалиберка. Володя задержался у ручья, а Гоша поднялся в гору, где уж очень резво свистели черношапочные сурки. Вдруг видит: торчит из-за камня медвежья морда. Гошка замер, а потом пригнулся и с камня на камень помчался вниз. На ходу оглянулся, а хозяин тайги уже наполовину вылез из-за камня и смотрит ему вслед. Гошка припустился быстрее и свистнул Володе. Тот с карабином поспешил навстречу товарищу.
Медведя на прежнем месте не оказалось. Под камнем была вырыта большая яма, в которой, видимо, отдыхал мишка. Вокруг валялись клочки тарбаганьей шерсти. Очевидно, залег топтыгин после сытного обеда.
Охотникам не пришлось долго искать зверя. Где-то в стороне затрещало, посыпались камни, и метрах в двадцати от них выскочил медведь, который стал поспешно удирать. Друзья открыли по удирающему косолапому стрельбу. Но зверь отделался, как говорится в таких случаях, легким испугом. Он невредимым скрылся, оставив на своем пути "вещественные доказательства" того, что и легкий испуг-все-таки испуг.
- Вот что надо было заснять на кинопленку! - сказал смеясь Владимир Сергеевич. Игорь взял Трынкина за локоть и спросил: - А чего же больше было: смеху или страху? - Было и страшновато,-признался Володя. В кромешном ночном мраке веселые наши проводники сели на оленей. Передвигаться можно было, казалось, только ощупью, а они чуть не вскачь погнали вниз и моментально скрылись в темноте.
Мы живем в районе шести центральных ледников, сосредоточенных вблизи высшей точки Кодара. В. С. Преображенский перенумеровал их, а некоторым присвоил и названия: ¦ 14-имени Нины Азаровой- геолога и альпиниста, погибшей в этих горах, ¦ 15- имени Советских географов, ¦ 16-имени Евгения Тимашева, в честь географа и альпиниста, погибшего при восхождении на Кавказе, ¦ 17-имени Нины Есиповой, геоботаника, погибшей во время работ в Хамар-Дабане.
Большинство ледников расположено на северных склонах Кодара. Они в основном питают водой Левую Сыгыкту. Другая, меньшая ледниковая группа дает начало рекам Апсату, Верхнему и Среднему Сакукану, которые текут по южному склону хребта в Чарскую котловину. Несколько ледников находится в истоках Сюльбана.
Ледники Кодара, по мнению Владимира Сергеевича, не просто кое-как дотянувшие до наших дней жалкие остатки древнего оледенения. Нет, они и ныне продолжают жить своей ледниковой жизнью, и современная климатическая обстановка в Забайкалье вполне обеспечивает им необходимые для этого условия, в частности нормальное питание.
Первый поход географы наметили к леднику ¦ 18. Саша с ловкостью заправского оленевода поймал белого оленя по прозвищу Блондин и навьючил его аппаратурой. Сначала мы пошли вниз по Ледниковой, потом от нее в сторону, мимо водопада, через зеленую долину, заросшую сочной травой, пока не уперлись в колоссальную морену-сооруженный ледником вал из песка и камней. Саша привязал оленя на зеленом лугу под мореной.
Теперь у меня за спиной рюкзак, в нем кинокамера с телеоптикой и запасные кассеты, на плече - штатив. У Саши на спине аккумулятор весом килограммов на пятнадцать. С этим грузом начинаем карабкаться вверх по хаотическим нагромождениям камней.
Ноги обуты в тяжелые альпинистские ботинки с шипами. Идти в них удобно, но нелегко. Пот с нас льет ручьями. Географам несравненно легче: на их спинах полупустые рюкзаки с запасом продовольствия. Мы отстаем. Географы минуют морену и уходят по фирновому полю к подножию скалистых вершин, амфитеатром замыкающих ледник.
Едва мы ступили на ледник, как наше внимание привлекает огромная трещина, из которой доносится глухой шум потока. Где-то глубоко в ледяном теле бушует ручей. Мы с Сашей задерживаемся у трещины, снимаем ее, потом снимаем пейзажи. Вот в кадровой рамке я вижу географов, они закончили работу, направляются в нашу сторону. Три фигуры на фоне гигантского ледяного поля кажутся ползущими муравьями.
Закончив съемку, мы ждем Преображенского и его спутников и разговариваем с Сашей о том, как дружна и слажена эта маленькая группа и какой хороший народ подобрался в нее: смелый, умелый и влюбленный в свою географию.
Когда заходящее солнце коснулось острых шпилей гор и на ледник легла тень скалистой гряды, мы были уже в лагере.
Саша, которому выпало в этот день дежурить, пошел к снежнику, где мы хранили мясо. Вдруг он вприпрыжку пустился обратно, схватил ружье и крикнул:
- Игорь! Сейчас будет куропатка!
- Где куропатка? -заинтересовался я.
- Да возле снега сидит! Но Владимир Сергеевич сказал:
- Не надо, Саша, не стреляй. Пусть живет.
- Будем лучше снимать,-добавил я.
- Какая съемка? Ведь темно!
- На Сашином лице было написано разочарование.
- Ничего, ничего, на полную диафрагму и с замедленным ходом кинокамеры.
Мы стали подкрадываться к птице, которая сидела на камне в окружении своего выводка. Цыплята куропатчата сновали вокруг мамаши. Она заметила нас, спрыгнула с камня и побежала по траве. За ней следовал выводок. А мы крались за ними и снимали.
Время для съемки действительно было позднее: постепенно сгущались сумерки. Пришлось полностью открыть диафрагму, сбавить ход кинокамеры до восьмидесяти кадров в секунду.
Все меньше и меньше расстояние между нами и выводком. Куропатчата, казалось, и не замечают людей,
бегают по траве и что-то клюют. Зато куропаткамамаша очень внимательно следит за каждым нашим движением, но не выражает большого испуга и цыплят своих отводит не торопясь.
Саша за мной несет аккумулятор и с умилением говорит:
- Скажи, пожалуйста! Совсем ручные! - А ты-стрелять! Браконьер!
На следующий день отряд Преображенского отправился в поход к очередным ледникам. Мы с Сашей, нагруженные аппаратурой, не спеша следовали за ним. Шли по зеленому ковру среди так полюбившихся нам аквилегий.
- Куропатка!-крикнул Саша.
Из-под наших ног выбежала серая птица с красной бровью над круглым желтым глазом. Рядом с ней семенило пять маленьких серых комочков. Похоже было на то, что это наши вчерашние знакомые. Доверчивая птица часто останавливалась и наблюдала за нами, но не улетала, а по мере нашего приближения медленно отходила, уводя попискивающее потомство. Куропатчата бойко ковыляли вокруг нее в траве и без устали что-то клевали. Временами мамаша вскакивала на камешек и внимательно смотрела на нас. - Ух, как хорошо сидит! Снимать будем? - Приготовь аккумулятор.
Мы быстро выгружаем из рюкзаков аппаратуру, готовимся к съемке. А куропатка ждет-ей, видимо, очень хочется на экран!
Дальше происходит самое интересное. Приготовив кинокамеру, я начинаю подкрадываться. Саша, пригнувшись, идет следом. Расстояние между нами и птицей резко сокращается. Куропатка, вытянув шею, смотрит на нас, проявляя откровенное любопытство: что это за существо тихо крадется к ней с какимто странным жужжащим предметом в руках! И не причиняет зла! Эта картина так ее захватила, что она подпустила нас метра на два.
Присев на корточки, мы умудряемся подойти еще ближе. Я слежу через объектив и, постепенно переводя фокус, медленно делаю еще шаг, еще маленький шаг. Вот уже птица заполнила весь кадр, кажется, можно протянуть руку и погладить ее.
Саша не выдерживает и за моей спиной раздается смех, а потом громкое, басовитое: - Цыпцыпцыпцып!
Но куропатку это ничуть не смутило. Она, как бы принимая нашу игру, кокетливо выгнув шею и опустив склоненную набок голову почти до земли, отбегает метра на полтора и снова останавливается в позе, выражающей любопытство. А цыплята-ни на шаг отнес, пищат тоненько тоненько и проявляют крайнюю заинтересованность происходящими событиями. Они даже забыли про еду, не клюют.
Это дружелюбное преследование могло бы продолжаться еще долго. Шестидесяти метров в кассете как не бывало! А ведь мы идем снимать работу географов на ледниках, лишней пленки с собой не брали, Прощально помахав куропатке рукой, мы направились к ледникам догонять отряд В. С. Преображенского.
Встреча произошла на подходах к леднику имени Советских географов-это один из самых мощных в центральной группе.
Основной массив ледника густо запорошен снегом. Но что нас сразу поразило-снежная поверхность его розовела, точно ее освещало закатное солнце.
Я нагнулся и поднял горсть снега. Снежные комочки и отдельные снежинки словно пересыпаны красноватой пылью, - Что это? - спросил я Преображенского.
- Это микроскопические красные водоросли. Я впервые услышал о том, что на снегу растут водоросли. Розовыми полосами они разрисовали почти всю снежную поверхность. Их не было только там, где голубел обнаженный лед. Розоватое снежное поле с голубыми пятнами-это ли не зрелище!
Географы направились в верховья правой ветви ледника. Нас же привлекала больше левая ветвь.
Над нею возвышается конус высшей точки Кодара, а в средней ее части цирк-понижение с озерком, окаймленное эффектным амфитеатром голубого льда. Лед изрезан большими и малыми радиальными трещинами, в которых шумят хрустальной чистоты потоки. Все они текут в озерко, дно которого - голубой лед.
Здесь рождаются воды, которые шумными водопадами низвергаются в долины!
Географов мы нашли в правой ветви, под отвесным скалистым гребнем. Они били колодцы. Когда мы подошли, уже зияла глубокая яма. Игорь Тимашев и Владимир Сергеевич, тяжело дыша, долбили лопатой неподдающийся слежавшийся снег. Таня Александрова определяла его плотность специальным весовым снегомером.
- Ну как ваши успехи?-спросил нас Владимир Сергеевич.
- Накрутили уже много. Теперь за вас примемся. На стенке ямы, которую выдолбили географы, отчетливо просматривались годовые слои снега. Нижние, более уплотненные, были значительно тоньше, чем верхние. С глубиной снег становился все более плотным и постепенно переходил в чистый голубой лед. Его лопатой уже не возьмешь.
Владимир Сергеевич, называя огромные цифры, нарисовал нам неожиданную и величественную картину- гигантские массы воды законсервированы в леднике. Не будь ледников на вершинах Кодара, не существовало бы и многих потоков, которые стекают с гор и щедро пополняют забайкальские реки.
Засняв работу наших ученых товарищей, мы отправились на ледник Тимашева, который они нам настоятельно рекомендовали посмотреть.
Действительно, это один из самых интересных ледников, которые мы видели в Кодаре. Представьте себе небольшой ледяной амфитеатр с очень крутыми склонами. Он разрезан глубокой щелью, в которую низвергается водопад, питаемый озером на леднике. Водопад расчленен на множество тонких обособленных водяных струй. Они распилили толщу льда на тонкие, как лезвие бритвы, вертикальные пластины. Эти пластины- удивительное и чудесное творение природы.
С трех сторон к леднику отвесно обрываются высокие скалы. Гребни их увенчаны острыми зубцами и замысловатыми, причудливыми фигурами, кое-где опушенными снегом.
Неповторимо красив этот суровый уголок многоликой природы.